Оседлать волну

«Непрерывное образование станет необходимостью: мир меняется все быстрее, и надо не отставать. Способность человека к самообразованию окажется, скорее всего, главным условием его успешности», – прогнозирует министр образования и науки Андрей Фурсенко

Последние годы для системы образования были нелегкими: реформа, которую политкорректно называли модернизацией, шла со скрипом. Профессиональное сообщество сопротивлялось. Вузы и школы не хотели ЕГЭ, не хотели нового статуса образовательных учреждений, бились, как львы, против навязываемых сверху стандартов образования и бакалавриата-магистратуры, требовали зарплату повыше, но и не хотели финансовой ответственности. В науке ситуация была еще драматичнее: противостояние министерства и академических кругов едва не переросло в настоящую войну.

Но к сегодняшнему дню все основные узлы реформы облечены в законы, последний – о стандартах образования – на днях принят парламентом.Согласован и утвержден устав Российской академии наук, и на прошлой неделе состоялось заседание Совета при президенте по науке, технологиям и образованию. Неужели это и есть долгожданный финиш реформы? Этот и многие другие вопросы «Итоги» задали министру образования и науки Андрею Фурсенко.

Андрей Александрович, слухи об окончании реформы образования не преувеличены?

• А разве модернизация экономики и ее развитие закончились? Нет. Никогда не закончатся и изменения в образовании. Но с принятием последней серии законов завершено формирование законодательной базы, на основе которой и строится новая система образования. Если говорить об этом, то да, этот этап закончен, мы вышли на уровень, который считали базовым. Теперь должны добиться, чтобы заложенный потенциал проявился в полной мере.

То есть вы можете праздновать победу?

• Сегодня очевидно, что и в образовании, и в науке произошли существенные изменения. Правда, не всегда они идут так быстро, как хотелось бы, но запущенные нами механизмы работают. Буквально за последние недели произошло несколько очень крупных публичных мероприятий. В Краснодаре был студенческий слет – более тысячи ребят со всех концов страны. В Кремлевском дворце собирались лидеры образования – около пяти тысяч человек. Прошло расширенное заседание совета Союза ректоров. Все говорят – изменения в системе образования очевидны и позитивны. Кроме того, это видно невооруженным глазом в регионах, на местах: люди перестали жаловаться на все подряд, а наоборот, стали гордиться своими успехами и достижениями.

Они наконец поверили, что преобразования носят неконъюнктурный характер, система перестала вариться в собственном соку, а стала открытой обществу. Конкретный пример: недавно прошло широкое общественное обсуждение на тему преподавания истории в школе. Впервые вузы, ученые, учителя обсуждали, как должен быть построен новый учебник. Заметьте, обсуждали не то, как поправить старый, а каким должен быть именно новый. Таких примеров много. Ректоры, например, говорят, что тесно сотрудничают с работодателями, и те ставят перед вузами очень конкретные задачи. Вспомните, еще недавно сама эта идея возмущала ректорское сообщество: мол, будут мне всякие указывать, как учить! Теперь спокойно и эффективно сотрудничают.

Может, вы просто сломили сопротивление профессионального сообщества? И с вами больше никто и не спорит…

• Еще как спорят, когда считают нужным! Но это не просто возмущение или несогласие, а нормальные дискуссия и диалог. Ведь все законы, которые приняты сегодня и которые сформировали основу современной системы образования, разрабатывались при непосредственном участии профессионального сообщества. Законы о ЕГЭ, об уровнях образования, о структуре образовательных стандартов, об интеграции науки и образования. Например, недавно был зарегистрирован приказ о порядке проведения олимпиад. Долгое время процесс этот не был никак формализован, проводили олимпиады кто как может и хочет. Теперь есть четко сформулированные правила, образован совет по проведению олимпиад. Знаете, кто его возглавляет? Ректор МГУ Виктор Садовничий, а замом у него Исаак Калина – мой заместитель в министерстве. И они несут полную ответственность за все, что будет происходить в этой сфере. А сколько копий было сломано, помните?

Трудно добиться полного единства мнений. Есть ведь поговорка: у двух ученых всегда три мнения. Министерство все-таки оставляет за собой право на последнее слово в спорных вопросах?

• Нет, мы просто меняем подходы к решению сложных и концептуальных задач. Возьмите закон о стандартах образования. В нем не сформулированы стандарты как таковые, а описана их структура. Зафиксировано, какая их часть является обязательной, а какая – вариативной (в школах – это треть, в вузах – до половины). А дальше сделан новый шаг – стандарты мы больше не разрабатываем, а покупаем. Объявляем конкурс, в условиях которого указываем, каким требованиям должен удовлетворять стандарт. Конкурс, заметьте, не на коллектив, который когда-то что-то напишет, а на готовый документ. Это гораздо более жесткие условия, чем раньше. Уже провели первый конкурс: в большинстве случаев на каждый стандарт претендовал один разработчик, обычно это коллектив ведущего вуза в данной сфере. Думаю даже, что они обсуждали между собой, кому и чем заняться и как не отобрать друг у друга хлеб. Но это в первый раз, дальше мы от этого уйдем. Разовьется нормальная конкуренция между разработчиками стандартов.

Новая система стандартов даст преподавателю возможность выстраивать программу блоками, как это практикуется в западных системах образования?

• Посмотрим, как образовательные модули заработают в вузах. Потом, быть может, перенесем на школы. К этому они еще не совсем готовы. Но даже если это будет практиковаться, надо понимать, что базовые требования все равно останутся для всех обязательными. Нельзя, чтобы из-за неверно собранных модулей ребенок остался без основных знаний. Думаю, что отнюдь не все учителя в школах готовы к модульной системе преподавания.

Это оттого, наверное, что в школах по-прежнему не хватает учителей, особенно хороших.

• Еще недавно так и было, а теперь школы в основном укомплектованы. Из-за демографической ямы количество детей заметно уменьшилось, а педагогов меньше не стало. При этом мы постепенно переходим на новую систему оплаты труда учителей, при которой будет оцениваться не количество проведенных уроков, а реальная нагрузка и качество работы учителя, с учетом всех ее составляющих, в том числе внеклассной деятельности. Кроме того, бюджет школы будет зависеть не от числа учителей, а от количества учеников. Поэтому и управляющие советов, куда входят родители, и директора школ будут заинтересованы платить хорошим учителям, которые привлекают в школу детей и дают качественное образование. Также планируется изменить принципы переподготовки учителя: перечислять средства на повышение квалификации школам напрямую. И пусть сами решают, кто из коллектива должен готовиться в педвузе, кто в академии повышения квалификации или на лицензированных курсах. Качество подготовки учителя должно быть высоким.

Андрей Фурсенко и директор российского научного центра «Курчатовский институт» Михаил Ковальчук

Так часто говорят «качество» применительно к образованию, что хочется все-таки точно знать, что подразумевается под «качественным образованием»?

• Это самое трудное для формализации понятие. Качественное образование – это то, которое готовит востребованных людей. Способных к саморазвитию. Есть и формальные признаки – например, участие в олимпиадах или уровень отметок ЕГЭ. Я, кстати, продолжаю считать, что хорошие результаты ЕГЭ говорят, как правило, о хорошем качестве образования. Можно назвать десятка полтора критериев, в том числе и таких, как атмосфера в учебном заведении, то, как часто ученики после окончания школы или вуза встречаются и как отзываются об учителях, в какие вузы поступают и какие должности занимают… Но вообще судить надо не по каким-то формальным индикаторам процесса, а по результатам. Хорошие результаты – если выпускник состоялся, нашел себя, значит, и образование было качественным.

Но выстроенная сегодня система такова, что не впускает в высшую школу всех желающих. Отсечка еще на уровне ЕГЭ, уменьшение числа филиалов вузов и так далее. Куда идти остальным? Ведь о качественном среднем профобразовании пока говорить не приходится.

• Пока в начальном и среднем профобразовании дела действительно обстоят неважно, но в этом году нам удалось сдвинуться с мертвой точки. Мы провели конкурс для учреждений НПО и СПО (начального и среднего профессионального образования. – «Итоги»). Выяснилось, что он привлек большее внимание работодателей, чем похожий вузовский конкурс. И софинансирование программ со стороны бизнеса оказалось солиднее. Потому что для предприятий вопрос квалифицированной рабочей силы ключевой. Когда я был в Липецкой области, заехал в одно училище, где готовят металлургов,– станки старые, все не здорово. Спрашиваю директора, сможете ли готовить специалистов, которые будут способны работать сразу на предприятиях, без всякой «доводки». Тот отвечает – смогу, если обновлю базу, программы. Был со мной крупный бизнесмен, который сказал: готов вкладывать средства, если буду уверен, что училище даст мне нормальных специалистов. ПТУ это победило в конкурсе.

Получило оно 30 миллионов «федеральных» рублей, столько же вложил бизнесмен. Он удовлетворен результатом, а ПТУ – не узнать. Если мы за три года 250–300 таких ПТУ запустим – а заявок на следующий конкурс уже больше двухсот, – то это будет значимый прорыв. Важно, что меняется и отношение в обществе к выпускникам училищ, разрушается стереотип, что только высшее образование гарантирует успех. Сегодня колоссальное число выпускников вузов невостребованы, при этом существуют огромные возможности для успешной карьеры на российских предприятиях для выпускников техникумов и училищ.

Вы верите, что вузы, которые после победы в конкурсе стали называться инновационными, действительно таковыми являются? Это касается и университетов, получивших звание федеральных.

• Оба направления – инновационные программы вузов, их сегодня пятьдесят семь, и создание двух федеральных университетов – себя оправдали и качественно изменили ситуацию в высшей школе. Для победы в конкурсе они создали новые проекты развития, которым теперь следуют, а потом получили материальную возможность обновить свою техническую базу. А кроме этого, изменилось отношение к своему вузу. Теперь в Красноярске, где наши предложения сначала были приняты кое-кем в штыки, создан Сибирский федеральный университет, его студенты не без гордости говорят: «Мы из Сибирского универа». Вообще я бы отметил, что тот факт, что власть, бизнес, общество действительно интересуются вузами, системой образования, меняет отношение самих людей к своим вузам, школам. Это не просто лестно, это взбадривает.

И потом внимание – это всегда деньги. Победители конкурсов получают солидные гранты. Но не только это: в одном исследовании о научной организации труда был сделан вывод о том, что любые перемены – хоть стены в другой цвет покрасить – сразу увеличивают производительность труда. И первый эффект мы уже получили. Новые программы есть, новые лаборатории, аудитории, библиотеки появились. Университеты-победители заметно повысили свой рейтинг. Туда стали стремиться более сильные студенты. И сильные, кстати, жестко требуют: если ты инновационный или федеральный, то покажи, в чем это выражается. Во время совещания, которое президент проводил в Красноярске, студенты четко формулировали, что хотели бы от вуза. Думаю, через 3–4 года увидим и более конкретный результат – выпускники станут другими. Свою роль здесь сыграет, безусловно, и интеграция образования и науки. Научная составляющая в системе высшего образования кардинально увеличится.

Это похоже на западную модель университетского образования. Помнится, академики считали нашу модель: образование – отдельно, РАН – отдельно, более совершенной. Как вообще будет развиваться фундаментальная наука в дальнейшем?

• В прошлую пятницу состоялся Совет при президенте по науке, технологиям и образованию. Главное, что в фундаментальной науке все станет развиваться в логике программного подхода. Это означает, что РАН будет работать по пятилетней программе с четко сформированным бюджетом. Определены направления, есть система управления, координационный совет, куда входят представители как РАН, так и органов исполнительной власти. Программа будет иметь критерии, по которым можно судить о ее выполнении. Индикаторы эти, как сказано в постановлении правительства, должны быть в ближайшее время предложены. Например, мне кажется, среди них обязательно появится такой, как уменьшение возраста исследователей, а также рост узнаваемости и уровень цитируемости наших ученых. Если говорить об исследованиях, связанных с инновационными технологиями, то индикатором может стать, например, коэффициент привлеченных внебюджетных средств. Думаю, порядка 10–15 критериев мы назовем, но тут право формулировать принадлежит в первую очередь научному сообществу. Но главное, что критерии будут.

А не пора ли привязать защиту диссертаций к конкретным вузам, отдав право оценивать исследования научному и университетскому сообществу?

• Чтобы такое сообщество появилось, нужен хорошо работающий ВАК. Он должен избавить диссертационные советы от тех, у кого извращенное восприятие защиты диссертаций. Никто не хочет усложнить условия тем, кто проводит реальные исследования. Но судите сами: в гуманитарных науках у нас ведется всего 3 процента исследований, а защищается 50 процентов от общего числа диссертаций, значительная часть которых с наукой никак не связана. Я считаю, что все эти диссертации «под ключ» появились еще и оттого, что у нас каждый бизнесмен и чиновник хочет иметь степень. Во многих случаях это справедливо, только это должна быть не ученая степень – надо вводить доктора администрирования, менеджмента или еще чего-то.

Когда мы с этим разберемся, выработаем систему критериев, можно передавать защиту диссертаций в руки сообщества. Ведь если дипломы или диссертации будут привязаны к университету или НИИ, то они сами не позволят появиться слабым работам – это подорвет их авторитет. Но до этого, думаю, нам идти лет десять – пятнадцать.

Одним словом, образование и наука должны стремиться к западной модели? Или цели реформирования все-таки были другими?

• У нас никогда не было цели развивать что-то по неким лекалам, это совершенно неэффективно. Наша задача – сделать систему конкурентоспособной и востребованной. И завершаться образование должно не просто бумажкой о прослушанных курсах по предметам, а объемом компетенций, позволяющих дальше работать и развиваться, а главное – быть востребованным на рынке труда. Как именно такой цели добиться, через фундаментальность или прагматичные подходы, – это уже технологии. Если мы считаем, что система образования – инструмент развития каждого человека, то должна быть также правильно оценена и ее стратегическая востребованность. Резерфорд в свое время на вопрос, как вам удается быть на гребне волны, ответил так: «Может быть, потому, что я сам отчасти ее создаю». Та система, которую мы создаем сейчас, способна создать эту волну – волну инновационного развития страны.

И вы знаете, как это сделать?

• Министерство вместе с группой специалистов и РСПП сейчас занялось научно-технологическим прогнозом – куда страна продвинется технологически, экономически к 2025 году. Наш прогноз способен во многом изменить формирование спроса. Если бы 15 лет назад люди знали, как раскрутятся информтехнологии, то по-другому бы принимали решение о том, куда идти учиться и за какие исследования браться.

И какие проблемы, не очевидные сегодня, придется решать через десяток-другой лет?

• Думаю, будет возрастать роль гуманитарных знаний. Именно знаний. Непрерывное образование станет необходимостью: мир меняется все быстрее, и надо не отставать. Способность человека к самообразованию окажется, скорее всего, главным условием его успешности. Увеличится значимость экологических знаний. А еще проекты – научные, образовательные, технические, экономические – будут строиться в логике всеобщего выигрыша. Думаю, мы увидим, как увеличится роль совместных исследований ученых разных отраслей знаний.

Двухуровневая система высшего образования дает возможность готовить людей в пограничных областях наук. Интересно было бы собрать в одну магистерскую группу бакалавров с разными знаниями: от социологов до физиков. Чтобы они вместе, со своими разными подходами проводили исследования в области нанотехнологий. Это уже вопрос создания новых специальностей, проблема наддисциплинарных знаний. Почему интерес к нанотехнологиям так велик? Они над всем – это материальное продолжение информтехнологий, науки и так далее. И не просто совершенно новые технологии, главное – другой образ мышления. Что можно создать из совмещаемых и даже несовмещаемых вещей. Это и есть новые вызовы, которые принять придется. И тогда, может быть, снова надо будет качественно менять систему образования и науки.

http://www.itogi.ru/…01_4917.html

Правильно говорит министр. Наука, образование, экономика – все эти ключевые звенья связаны в единый клубок, и реформы в одном из них требует обязательной реформы в других. Поэтому действительно непрерывное образование станет необходимостью: современному, а – особенно – будущему человеку нужно будет поспевать за всеми этими изменениями – в науке, в экономике, в образовании – и уметь адаптироваться к новым условиям. Иначе – беда!.. Как ещё давным-давно сказал один известный «товарищ»: «Нам отставать нельзя! Отставших бьют…»