«Проект «Сколково» должен был быть не заповедником, а открытой системой, которую в той или иной части можно использовать, заимствовать, развивать», – заявил Sk.ru помощник президента РФ Андрей Фурсенко в кулуарах встречи с молодыми учеными в Сколтехе.

«С момента старта проект «Сколково» отличался от того, что было в стране, – рассказал в интервью г-н Фурсенко. – С самого начала это был другой проект. Другой по отношению к тому, что тогда развивалось. Когда только шло обсуждение проекта «Сколково», моя точка зрения состояла в том, что он имеет смысл при одном условии – если мы дадим не то чтобы альтернативу, но другую возможность. Альтернатива предполагает противопоставление, а нужно было не противопоставить [проект Сколково – прим. Sk.ru] тому, что работает в других местах, а создать дополнительную возможность, причем «Сколково» должно было быть не заповедником, а открытой системой, которую в той или иной части можно использовать, заимствовать, развивать. На сегодняшний день – я не знаю, в полной ли мере, но в какой-то части – этот проект реализуется. Есть набор возможностей, предложений, которые можно попробовать здесь и в какой-то части перенести и в другие места».

Встреча проходила в формате Школы научных лидеров, которую проводили Открытый университет «Сколково» (ОТуС), РНФ и Сколтех; поддержку оказывал Координационный Совет по делам молодёжи при совете по науке и образованию при Президенте РФ.

Директор ОТуС Екатерина Морозова суммировала в беседе с Sk.ru суть мероприятия: «Напомню, полное название «Сколково» – Центр разработки и коммерциализации новых технологий, – сказала она. – Разработки являются прерогативой ученых, а не предпринимателей. Значит, «Сколково» создавалось для исследователей, а не только для стартаперов. Однако, когда я спросила на открытии Школы, кто из участников считает, что «Сколково» существует для них, только 7 процентов подняли руки. И это – лучший ответ на вопрос, зачем нужны такие школы: вербовать в нашу экосистему тех, кто определит облик российской науки в ближайшие 30–40 лет. Какова роль ОтУС в этом проекте? Интегрировать тяжело интегрируемое и сложить плохо слагаемое: научный фонд (РНФ), институт развития (Фонд «Сколково»), университет (Сколтех) и лобби молодых ученых при президенте РФ».

Андрей Фурсенко, который принял участие в работе Школы научных лидеров, сформулировал, по просьбе ведущего, свое видение молодого ученого.

«Во-первых, этот человек должен быть ученым, делать хорошую науку, – заметил помощник президента РФ. – Это не очень просто, есть много соблазнов. Сегодня, я вам должен сказать честно, их больше, чем, когда мы начинали заниматься наукой. Я очень хорошо помню, как кто-то из моих старших коллег – тогда я только пришел в Физико-технический институт имени А. Ф. Иоффе – сказал: «Ты знаешь, есть такая очень важная вещь: чем бы и как бы ты ни занимался, до 40 лет ты должен что-то сделать абсолютно сам. Ты можешь расти, можешь заниматься общественной работой, стать небольшим начальником (в то время стать большим начальником в этом возрасте было очень сложно), – но в любом случае ты обязательно должен до 40 лет что-то сделать своими руками. Тогда ты поймешь цену реальной работы, цену науки. Думаю, что вне зависимости от эпохи и строя этот совет относится ко всем: человек должен сам до какого-то определенного возраста делать хорошую науку – в меру того, на что он способен, т.е. реализовать свой потенциал именно как ученого.

Вторая вещь – и тут я хочу быть правильно понятым, – ученый не должен быть нытиком, – продолжил Андрей Фурсенко. – Плаксой не должен быть. Никто никому ничего не должен. Все, чего ты достиг, ты все сделал сам. Жизнь никогда не была простой и никогда не будет простой. Собственно говоря, это и есть входной билет для достижения реального результата. Когда-то экспериментаторы все паяли сами. Я очень хорошо помню фразу Петра Леонидовича Капицы, который очень многие вещи пытался делать сам, и когда ему кто-то сказал: «Петр Леонидович, у вас же есть механик; вы могли бы поручить это дело ему», – тот ответил: «Мог бы. Но я это сделаю лучше». Думаю, молодые ученые должны это понимать: для того, чтобы что-то получить, надо, как говорится, очень много покопаться.

И третья вещь. Надо понимать, что наука сегодня, конечно, отличается от той, что была когда-то, но ни прежде, ни сейчас наука не является той сферой, где ты можешь получить максимум материальных благ. Есть такое понятие: академическая надбавка. Это то удовольствие, которое ты получаешь от того, что ты делаешь; тебе это интересно, за этот счет у тебя зарплата поменьше, условия похуже и т.д.

Чтобы не было ощущения того, что вы выслушиваете сентенции пожилого человека, могу рассказать одну историю из времен моей молодости. Тогда мы периодически ездили помогать колхозам собирать картошку, морковку и т.д., либо потом ездили на овощебазы, чтобы собранную картошку и морковку перебирать, отбирать гнилую, а не гнилую расфасовывать для отправки в магазин. В одну из таких поездок на овощебазу – я уже был кандидатом наук, младшим научным сотрудником – местный работяга спрашивает: «Чем вы, ребята, занимаетесь?» Ну и мы попытались рассказать, чем мы занимаемся. Он послушал и говорит: «Да, это, наверное, важное дело. А сколько вам за это платят?» Мы честно признались, сколько нам за это платят. Он говорит: «Да, елки-палки, я больше получаю! Если вы занимаетесь таким важным делом, вам же больше должны платить? Что-то тут не то: либо вы мне голову морочите, либо что-то не в порядке с организацией процесса». Понятно, что он другие слова употреблял… Я это к тому, что эта проблема существовала всегда. Но мы этим занимались, и я до сих пор считаю, что Институт имени Иоффе был совершенно удивительным местом, работа в котором доставляла потрясающее удовольствие от общения с людьми, от того, что ты делаешь», – заключил помощник президента России.

Ранее на Школе научных лидеров выступил глава департамента науки и технологий Минобрнауки Сергей Матвеев, который сосредоточился на кадровом обеспечении российской науки.

«В современном мире цена знания резко возрастает, а цена ресурсов постепенно падает. В современных смартфонах «интеллектуальная» составляющая цены – около 80%. В России ресурсов достаточно много, а людей мало,  – полагает г-н Матвеев. – Чтобы обеспечить научно-технологическое развитие – получить новые продукты, товары, услуги, отвечающие на большие вызовы – нам нужно иметь много разных людей, которые вовлечены в интеллектуальную деятельность. Речь идет о том, что кроме ученых должны быть инженеры, должны быть предприниматели. Корень всего – это люди, которые готовы выходить за рамки известных законов. Таких людей в принципе мало, и это означает, что все перечисленные карьерные пути – ученый, инженер, предприниматель – в принципе равнозначны. Более того, вы можете между ними «бегать». И когда мы говорим о Стратегии научно-технологического развития, мы говорим о приоритетах, на которых надо сконцентрироваться: персонализированная медицина, безопасные продукты питания, транспортные системы, которые позволяют осваивать ресурсы и территорию. Эти приоритеты нужны для того, чтобы то небольшое количество людей, которые могут получать новые знания и применять их для решения задач, могли на чем-то сконцентрироваться».

Было бы неправильно сказать, что научная политика России и других стран сильно различается. Все пользуются одними и теми же инструментами, создают фонды, поддерживают исследования, но комбинация этих инструментов разная, отметил Сергей Матвеев. – Например, в США колоссальный объем публикаций, потому что они приглашают ученых со всего мира. И когда у них набирается критическая масса людей и коммуникационных связей, происходят «прыжки» патентов, открываются новые рынки, и это происходит каждые несколько лет. Есть еще пример Китая: у них много промышленных образцов, но что они делают с точки зрения новых знаний? Они не приглашают к себе ученых, а наоборот, отправляют своих на стажировки за границу, после чего забирают обратно. Что касается публикаций и патентов – в Китае это сплетенные графики, они работают по модели «чуть узнали – произвели». Модели США и Китая с приглашением исследователей и отправлением их за рубеж не годятся ни для России, ни для Евросоюза. Евросоюз двигается по другой модели – они усиливают научную коммуникацию. Нам тоже нужно наращивать международное взаимодействие, добавляя благодаря коммуникационным связям те компетенции, которые в стране не хватает, а также более активно сдвигаться к сетевым внутренним взаимодействиям».