Михаэль Хармс: Россия становится все важнее для немецкого экспорта

Интервью председателя правления Российско-германской внешнеторговой палаты Михаэля Хармса корреспонденту РИА Новости Ольге Семеновой

.

Господин Хармс, 6–7 апреля в Москву прибудет с визитом новый министр экономики и технологий Германии Карл Теодор цу Гуттенберг. До этого назначения он занимал пост генерального секретаря ХСС и, следовательно, интересовался скорее политическим проблемами. Что Вы думаете о целях этого визита?

• Я считаю этот визит очень важным именно в нынешнее время. Во-первых, это самый молодой, который когда-либо был в Германии, министр экономики (цу Гуттенбергу 37 лет), и ему важно лично познакомиться со своими партнерами на российской стороне. Здесь у него будут встречи с госпожой Набиуллиной, господином Шматко и господином Щеголевым, с российскими и немецкими бизнесменами.

И, во-вторых, конечно, очень важно для таких значимых друг для друга экономик, как Россия и Германия, именно в столь непростой экономической ситуации вместе посмотреть, как мы сможем в дальнейшем сохранять и развиваться наши экономические отношения. Я думаю, что от принятия таких решений, особенно, в условиях экономического кризиса очень многое зависит.

А кризис сильно повлиял на наши торгово-экономические отношений?

Надо сказать, что, если смотреть на результаты прошлого года, то мы очень довольны нашими экономическими отношениями. По итогам 2008 года у нас опять был рекорд во взаимном товарообороте. По немецкой статистике, наш взаимный товарооборот достиг 68 миллиардов евро – это рост более чем на 20%.

Россия становится все важнее для немецкого экспорта. По новейшей статистике, мы имеем в России где-то шесть тысяч немецких предприятий или предприятий с немецким капиталом, которые работают на российском рынке.

Я думаю, что в этом году наш товарооборот снизится – это совершенно объективная тенденция, это связано не только с тем, что многие рынки «просели», но и с тем, что рубль стал слабее, поэтому, конечно, немецкий экспорт стал дороже и у многих российских предприятий были большие сложности с финансированием. И, к сожалению, те протекционистские меры, которые приняло российское правительство в некоторых отраслях, тоже мешают немецкому экспорту.

И что, по Вашему мнению, нашим экономикам следует в таких условиях делать?

Я думаю, сейчас очень важно все равно сосредотачиваться на стратегических аспектах нашего сотрудничества. Важно найти какие-то механизмы финансирования для таких стратегических больших проектов, которые сейчас застопорились именно из-за сложности с финансированием.

Наверное, стоит подумать о каких-то государственных гарантиях, о более сильной поддержке таких проектов со стороны государства.

А Вы не могли бы в качестве примера назвать несколько таких стратегических проектов?

Есть целый ряд больших проектов, которые находятся в стадии реализации, которые очень сильно зависят от поставок немецких машин и оборудования и тем самым служат модернизации российской промышленности, например, в сталелитейной, в деревообрабатывающей, в пищевой промышленности, в аграрном секторе, в инфраструктурном секторе. И, к сожалению, они сейчас частично стоят, потому что нет финансирования. И можно было бы посмотреть, как это довести до конца.

Также я считаю вопрос энергоэффективности абсолютно стратегическим. В Германии есть прекрасные ноу-хау, и, я думаю, что если бы здесь вложить деньги – даже непосредственно государственные, – то это не только поддержало бы конъюнктуру во время экономического кризиса, но и послужило бы именно структурной перестройке российской экономики. Это было бы очень правильным вложением в будущее.

А что по этому поводу думают немецкие предприниматели?

Что касается позиции немецких предприятий, то я знаю из многих разговоров, что хотя они сейчас и переживают достаточно сложные времена в связи с падением спроса, но они рассматривают российский рынок как стратегический рынок. И это не просто фраза. Этот рынок очень важен для Германии: он все равно имеет в среднесрочной перспективе большой потенциал роста, он очень близок немецкому бизнесу не только по ментальности, но и по такой технологической традиции, поэтому основная масса компаний хочет обязательно остаться на этом рынке и в дальнейшем.

Конечно, сейчас самый главный вопрос, но на него пока не может ответить никто, это – когда опять начнется рост. Если бы он начался к концу года, то это было бы замечательно, и тогда, я думаю, мы все этот кризис достаточно спокойно переживем.

Еще один вопрос по предстоящему визиту министра. Недавно он посетил США, причем, как сообщалось, главной целью поездки было «спасение концерна Opel». Есть ли и у нас что-то подобное, например, совместные проекты, за которые господин цу Гуттенберг намерен ходатайствовать?

Слава Богу, таких проблем у нас с вами нет. Здесь не будет какой-то одной фирмы или проекта, которые бы испытывали такие сложности, что министр был бы вынужден за них ходатайствовать.

Но в Германии все же есть примерно 70 тысяч рабочих мест, которые зависят от экспорта в Россию. И, конечно, у нас есть несколько главных тем.

• Первая тема – это те стратегические проекты, о которых я уже говорил и для которых на какое-то время – хотя это не совсем отвечает рыночным принципам, но в условиях такого кризиса надо искать и какие-то нетрадиционные модели решений – можно было бы подумать о создании механизма государственных гарантий. Может, через два наших банка развития – KfW и ВЭБ. Речь идет не о нескольких десятках, а, может, о 10–15 проектах, для которых можно было бы на некоторое время создать механизм гарантий, чтобы их спасти.

• Второй темой, совершенно явно, будет протекционизм. Должен честно сказать, что мы ожидали даже худшего, но все равно любой протекционизм – пусть и на девять месяцев – все равно консервирует отсталость и не помогает ни российскому бизнесу, ни немецкому. Я думаю, что это будет важной темой обсуждений, и российское правительство, судя по недавним высказываниям, тоже с этим согласно.

• Третья тема – это членство России в ВТО. Мы все равно остаемся приверженцами вступления Вашей страны в эту организацию. И наш министр, и мы все с интересом услышим нынешнюю позицию российского правительства по этой важной теме.

• Еще одной темой станет, как я думаю, сотрудничество в сфере высоких технологий. Есть несколько совместных проектов, финансирование которых сейчас обеспечить, конечно, трудно, но обдумать возможности совместного финансирования нужно. Речь идет об аэрокосмической сфере, научно-прикладной области, нанотехнологиях, где, я думаю, у нас вполне есть интересные темы даже и на период кризиса, и в дальнейшем. Кстати, на следующей неделе господин Чубайс как раз едет в Германию, и мы тоже готовим этот визит. Вот, наверное, и все основные вопросы.

А как же тема обеспечения надежности энергоснабжения? В частности, в свете брюссельских договоренностей с Украиной в обход России?

Да, конечно, да. И здесь мне вспомнились еще три важные темы.

Есть также несколько политический, но тем не менее очень правильный, с моей точки зрения, лозунг «Партнерство во имя модернизации», включающий в себя несколько тем, в частности, энергоэффективность и здравоохранение, или так называемая индустрия здоровья.

Я считаю это теми центральными темами, где вполне возможно и нужно под патронажем государства вкладывать деньги в модернизацию. И как раз в обеих темах Россия и Германия могут очень хорошо сотрудничать. Я думаю, об этом во время визита тоже будет идти речь.

Что касается энергоснабжения, то по этой теме во время встречи с президентом Медведевым очень четко высказалась госпожа Меркель, и думаю, что министр цу Гуттенберг разделяет ее мнение: то, что касается модернизации газотранспортной системы Украины и международного контроля, – здесь между нашими странами нет никаких расхождений. Госпожа Меркель подчеркнула, что без России такой процесс невозможен и обещала господину Медведеву поддержать это в рамках ЕС.

Мне представляется интересной мысль, которую в свое время выдвинули Шредер, Путин и Кучма (они даже подписали соглашение, которое никогда не было реализовано) о трехстороннем консорциуме по модернизации газотранспортной сети. Такой механизм при международном участии, международном контроле с полной открытостью и предсказуемостью – это те принципы, за которые выступает и немецкое, и российское правительство.

Думаю, что эта тема будет важной в ходе встречи господина цу Гуттенберга с господином Шматко.

Хотелось бы еще узнать, как Вам работается в России?

В прошлом году мы имели абсолютный рекорд прихода в нашу ВТП новых членов – 170. Это абсолютно новые немецкие компании, которые хотят работать на российском рынке, это «старые», уже работавшие здесь, которых мы вновь привлекли с помощью улучшенного сервиса, нового маркетинга, и это российские фирмы, стремящиеся к более тесному сотрудничеству.

Пока доля российских фирм в нашей палате составляет 15%, но мы стали работать на двусторонней основе не так давно.

У нас сложились очень хорошие рабочие отношения с ТПП, РСПП, «Деловой Россией», другими предпринимательскими организациями.

Что касается проблем, то они, пожалуй, те же, что и у российских компаний – административные барьеры, сложный госаппарат, бюрократия, неясные процедуры, которые к тому же нечетко прописаны и часто меняются, о протекционизме мы уже говорили.

Однако, как я услышал на многих конференциях и встречах, чисто российские компании гораздо жестче нас критикуют свое правительство за плохие рамочные условия.

Однако сейчас все это отошло на второй план – сейчас главное, что очень сильно упал спрос, и это затмило все другие проблемы. Сейчас у нас общие проблемы, и мы совместно выступаем с российскими организациями и фирмами.

Единственной нашей специфической проблемой являются визовый и миграционный режимы. Мы считаем эти правила излишне жесткими, но даже здесь нас поддерживают многие российские фирмы, которые нуждаются в иностранных специалистах. Так что даже здесь мы находим общий язык.

И последний вопрос – Ваша оценка прошедшего лондонского саммита G-20.

Я оцениваю результаты лондонского саммита достаточно позитивно, поскольку буквально накануне еще сохранялись довольно сильные различия в подходах, делившихся, грубо говоря, на европейский и атлантический подход. Если Америка и Великобритания делали основной упор на большее вливание денег, то такие страны, как Германия и Франция, а также вместе с ними Россия, делали акцент в большей степени на более строгом регулировании и структурных реформах.

С моей точки зрения, был найден неплохой компромисс в том, что касается реформы МВФ, и вливания денег в МВФ, и более строгого регулирования – попытки регулирования хедж-фондов и рейтинговых агентств, банковского дела.

Я лично, правда, немного скептичен, можно ли тушить пожар бензином? Может, я здесь недостаточно глубоко разбираюсь, но если наличие слишком большого количества денег было причиной кризиса, то непонятно, как еще большим количеством денег мы пытаемся этот кризис преодолеть.

В любом случае, я думаю, такого большого роста, который был, не будет. Очень большая доля в этом кризисе – это кризис перепроизводства. Просто структурно нет такой потребности. Это очень тяжело сознавать, и еще тяжелее к этому адаптироваться, но боюсь, что другого пути у нас не будет.

Ольга Семенова

http://www.rian.ru/…7074926.html