Роснанотех: о чем пока не говорят

Создавая мощные распределительные госкорпорации в сферах, где рынок еще только нарождается, государство рискует никогда этот рынок не создать

Константин Киселев

В декабре 2005 года на очередном заседании правительства России его председатель Михаил Фрадков в свойственных ему образных выражениях потребовал от подчиненных создать специальную бюджетную программу по нанотехнологиям с объемом финансирования, близким по порядку к национальным проектам. Прозвучало это требование довольно неожиданно. Дело в том, что нанотехнологии до недавних пор считались не более чем одним из нескольких направлений развития науки и техники, которые государство вместе с учеными выбрало в качестве приоритетных на переломе государственной научно-технической политики в 2002–2004 годах.

В перечне «критических технологий» нынешний кандидат в национальные проекты ничем особым не выделялся на фоне энергетики или, скажем, рационального природопользования; и в целом нанотехнологии воспринимались скорее как чиновное увлечение модной (и далеко не всем, мягко говоря, понятной) темой.

Справедливости ради надо сказать, что бюджетных денег проекты в области нанотехники и раньше получали все-таки больше, чем остальные направления. Нанотехнологии финансировались государством по линии нескольких ведомств и нескольких целевых программ, а особую роль в этом процессе играла Федеральная целевая научно-техническая программа (ФЦНТП) Роснауки на 2002–2006 гг.

Глава Федерального агентства по науке и инновациям Сергей Мазуренко подчеркнул, что

«Cреди всех шести приоритетных направлений исследований в рамках ФЦНТП, ‘индустрия наносистем и материалы’ занимала лидирующие позиции. Объем бюджетных средств, выделенных на выполнение работ в области нанотехнологий в рамках ФЦНТП, составил в 2005 году более 2,2 млрд. рублей, а в 2006 году уже почти 2,5 млрд. рублей (из 7,7 млрд. рублей всех средств ФЦНТП)».

Сергей Мазуренко

Два года назад после эмоциональных слов премьера все наблюдатели уяснили: отныне объем «нанорублей» будет не просто, а существенно увеличен, и вообще – все последующие годы пройдут под знаком нано. Так и вышло.

В мае прошлого года президент страны утвердил перечень «Приоритетных направлений развития науки, технологий и техники РФ», а совсем недавно подписал «Стратегию развития наноиндустрии», которая определяет главные приоритеты и организационно-правовые механизмы развития данной научно-технической отрасли. Одновременно были подготовлены документы по созданию в сфере наноиндустрии специальной управляющей структуры в форме государственной корпорации (Российской корпорации нанотехнологий или РНК), а также была разработана специальная федеральная целевая программа (ФЦП), посвященная развитию инфраструктуры российской наноиндустрии на 2008–2010 годы.

В июне 2007 года постановлением Правительства России был создан специальный экспертно-рекомендательный Совет по нанотехнологиям при правительстве, во главе которого встали первый вице-премьер Сергей Иванов, курирующий всю научно-техническую сферу государства, министр образования и науки Андрей Фурсенко и директор РНЦ «Курчатовский институт» Михаил Ковальчук.

Конкретные суммы ассигнований, которые государство собирается потратить на развитие национальной наноиндустрии, по сравнению с теми, что произносились год назад, выросли чуть ли не на порядок. В 2007 году речь идет уже о 200 миллиардах бюджетных рублей, причем только так называемый стартовый капитал РНК составит 130 миллиардов рублей ($5 млрд.). Словом, развитие технологий управления природными и искусственными объектами на нано уровне (10–9) отныне является не просто приоритетным, но и очень мощно финансируемым направлением государственной научно-технической политики Российской Федерации.

Поток наноярдов

Рассуждать об особенностях управления российской наноиндустрией и масштабах ее финансирования было бы не совсем корректно, не касаясь опыта других стран в этой области. Наиболее длительный нанотехнологический опыт имеют США и Япония.

В Японии еще в 1995 году был принят основной закон по науке и технологиям (так называемый закон №130), согласно которому было существенно увеличено государственное финансирование научных исследований и разработок, включая финансирование нанотехнологий. В настоящее время источников финансирования нанотехнологий в этой стране несколько: деньги налогоплательщиков, контролируемые министерством по образованию, науке, спорту и культуре (MEXT) и агентством по науке и технологиям (METI); деньги крупных корпораций, таких как Hitachi (приблизительно $280 млн. в год), NEC (приблизительно $15 млн. в год), Toshiba (приблизительно $20 млн.); наконец, это различные целевые программы.

Среди последних стоит выделить знаменитую программу «COИ-XXI век», проект поддержки нанотехнологий всемирно известного Института физических и химических исследований (RIKEN), проекты японской государственной корпорации науки и технологий (JST) по измерительным инструментам METI.

Кроме того, в рамках так называемой «Программы “Фокус 21”» финансируются субпрограммы по наноматериалам и процессам, по нанопроизводству и метрологии, по нанотехнологиям для промышленного применения и нанотехнологический проект по созданию наиболее прогрессивных приборов для телекоммуникаций. В 2004 году в Японии на нанотехнологии всего было ассигновано немногим менее $1,0 млрд., что почти в два раза больше, чем 4 годами ранее.

Северные американцы поняли, что развитием нанотехнологий можно и нужно управлять на государственном уровне в 1996 году: у правительства США появилась идея о создании специального органа – Национальной нанотехнологической инициативы США (NNI), реализованная на практике в начале 2000-х годов. Сегодня деньги, направляемые государством на развитие наноиндустрии, распределяются целевыми программами федеральных агентств США под контролем Национального совета на науке и технологиям, а NNI координирует процессы научного междисциплинарного и межведомственного характера. На старте NNI ее бюджет составлял $464 млн, сейчас он превышает $1,3 млрд.

Немцы обратили пристальное внимание на нанотехнику примерно в то же время, что японцы и американцы, в 1998 году в Германии была принята национальная программа «Поддержка центров компетенции по нанотехнологиям» с годовым бюджетом 27,6 млн. в пересчете на нынешние евро. К настоящему времени бюджет программы вырос более чем на 250%.

Самым серьезным инструментом поддержки нанотехнологий в странах Европейского союза являются средства, распределяемые так называемыми рамочными программами ЕС. Это Шестая рамочная программа (6 FP), закончившая свое действие в прошлом году, и вступающая в проектную стадию 7 FP. В рамках этих программ на нанотехнику израсходовано 1,43 млрд. евро в 2002–2006 гг., и предполагается истратить почти 5 млрд. евро в течение ближайших пяти лет.

Приведенные здесь цифры получены из открытых источников и позволяют судить лишь об общем уровне расходов на развитие технологий, прежде всего гражданского назначения. Разумеется, на деле расходы на эти цели выше, поскольку правительства всех без исключения стран предполагают использовать нанотехнологии и для получения преимущества в военной сфере. Кроме того, приведенные цифры фактически не учитывают объемы софинансирования науки и нанотехнологий, в том числе, частными компаниями, а в США и в Евросоюзе доля негосударственных источников в финансировании науки достигает 50–30%.

Но даже с учетом этих корректировок бюджет Российской нанокорпорации выглядит очень внушительно: ни одно из упомянутых выше государств пока не собирается тратить специально на нанотехнологии больше, чем Российская Федерация. И это притом что общие расходы развитых стран на науку и технику до сих пор намного выше, нежели расходы России.

Революция с заданными функциями

Ровно год назад, когда стало окончательно понятно, что нанопроект будет реализован на уровне национального, я поинтересовался у одного из авторитетных российских ученых академика РАН Михаила Алфимова, почему именно эта, не сегодня и даже не вчера известная сфера, выбрана правительством в качестве катализатора обновления государственной научно-технической и даже шире – промышленной политики. Он ответил, что речь идет не просто о новых высоких технологиях в том или ином сегменте промышленности, а о технологиях, способных изменить всю промышленность.

Михаил Алфимов

По словам академика Алфимова,

«ключевая цель новой технологической революции – овладение методами создания из атомов (молекул) наноструктур, а из наноструктур – материалов и устройств с наперед заданными свойствами и функциями».

Говоря проще, открываются практически неограниченные возможности в создании новых материалов и устройств с недоступными в настоящее время комплексами характеристик. При этом именно нанотехнологии дают технические решения, требующие для реализации минимальное количество вещества и минимальное количество энергии. Это означает, что конечной целью нанопроекта является не только получение новых технологий, но создание новой научно-технической культуры, нового промышленного экономического уклада.

Другое дело, что все эти фантастические возможности (на взгляд ученых) сегодня только открываются, и большой вопрос – когда и какой ценой они откроются до предметного выражения. Ведь даже в первом приближении сложившегося мирового рынка нанопродукции пока не существует, есть лишь ожидания, что этот рынок быстрыми темпами сформируется и через пять-семь лет достигнет триллионного объема.

Однако когда произносится слово ожидания, то рядом с ним непременно должно появиться другое слово – риск. Риск, что ожидания не сбудутся, риск даром потраченных денег, риск уйти в сторону от других, возможно, более перспективных научно-технологических направлений. Пока государство считает эти риски фактором, несущим больше позитивный характер, чем негативный.

Или, точнее, оно эти риски не учитывает, по всей вероятности, исходя из предположения, что безрисковое бездействие в данный момент гораздо хуже решительных, может быть, опрометчивых, но все же осмысленных шагов, которые могут дать результаты не только прямые, но и косвенные, иногда, кстати, даже более важные.

Я сторонник второго подхода, примерно соответствующего известной формуле learning by doing, и в этом смысле согласен с директором Департамента государственной научно-технической и инновационной политики Миннауки Александром Хлуновым, который на одном из круглых столов, проведенных Центром «Открытая Экономика», заявил, что нанопроект –

«это далеко не случайное событие, а политическое решение, подход к тому, как в дальнейшем строить государственную политику (в научно-технической сфере – прим. автора)».

Александр Хлунов

Слова г-на Хлунова означают, что государство с помощью нанопроекта собирается решать не только профессиональные научно-исследовательские задачи на уровне локальных проектов, а хочет создать:

а) конкурентную на мировом уровне инновационную промполитику (национальную «высокую индустрию»),

б) конкурентную среду в государственном секторе исследований и разработок. Наконец,

(в) государство, оставляя за собой инструменты управления рыночной конъюнктурой, хочет быть не просто участником нанотехнологического рынка, но держателем, как минимум, его «блокирующего пакета».

Этого у России никак не получается на сырьевых рынках – имея мощные государственные и частные сырьевые компании, несмотря на все усилия «путинской команды», мы можем лишь радоваться или печалиться складывающейся ценовой конъюнктуре, а Запад достаточно цинично и эффективно защищает свои интересы от российской экспансии.

Не можем мы влиять и на мировой рынок информационных технологий, хотя этот сектор российской экономики бурно и динамично растет. Есть частные компании уровня национальных бизнес-лидеров, но за эти пределы их не пускают. Нет инструментов влияния, нет своих стандартов, мировых патентов, нет и рыночной доли.

Собственно говоря, примерно такая же ситуация и по всем другим сферам экономики и торговли. Поэтому, когда наши чиновники говорят, что «есть необходимость при формировании нанорынка не опоздать», то цена в $5 миллиардов не кажется такой большой для достижения этой цели.

В условиях быстрого (если не сказать – ускоренного) экономического роста в Российской Федерации не существует более важной задачи, чем его диверсификация в пользу высокотехнологического сектора. Грубо говоря, необходимо раскачать научно-технологический застой в экономике, а с помощью заклинаний и обещаний это сделать невозможно. Отсюда – нано, отсюда – большие деньги. Отсюда и не использовавшаяся до сих пор организационная форма управления наукой – государственная корпорация.

Вопросы остаются

Законопроект «О российской корпорации нанотехнологий» за две недели прошел сразу два чтения в Государственной думе. Злые языки утверждали, что и третье, окончательное, чтение пройдет в том же зажигательном ритме, коли депутатов не собьет визит венесуэльского Чавеса. Но законодатели отвлеклись на перераспределение денег трехлетнего федерального бюджета по статьям – и третьего чтения не случилось. Впрочем, первых двух вполне достаточно, чтобы составить достаточно полное представление об основных претензиях законодателей к проекту, о том, как с этими претензиями они будут разбираться.

Итак, первое чтение законопроекта в пятницу 15 июня было привязано думским регламентом к выступлению перед депутатами министра образования и науки Андрея Фурсенко и президента РАН Юрия Осипова. Наблюдатели отметили, что обсуждение РНК было не то что бы вялым, но каким-то беспредметным, без живой конкретики, что показательно: первое чтение традиционно носит идеологический характер. Таким образом желающих реально оспорить содержание государственной политики в области нанотеха в пленарном зале Госдумы не нашлось, и представлявший законопроект депутат Юрий Медведев, профессиональный управленец из Перми, получил 342 голоса «за».

Претензий к законопроекту накопилось все же довольно много.

Некоторые из них озвучил в интервью порталу www.strf.ru председатель думского Комитета по экономической политике, предпринимательству и туризму Евгений Федоров: необходимо

Евгений Федоров

«более подробно регламентировать вопросы управления создаваемой корпорацией, принципы формирования научно-технического совета, … установить какие-либо критерии для выбора финансируемых проектов и механизмы дальнейшего контроля над эффективностью расходования выделенных средств, уточнить положения о возможности инвестирования временно свободных денежных средств, а также приобретения корпорацией ценных бумаг».

Действительно, вопросы создания крупных государственных структур, которые с одной стороны, будучи внеминистерскими образованиями занимаются межведомственным (а в случае нано – и междисциплинарным, и межотраслевым) управлением под общественно-государственным контролем, и, с другой стороны, занимаются хозяйственной деятельностью, у экономистов традиционно вызывают больше скепсиса, нежели удовлетворения.

Во-первых, потому, что государство считается примерно на четверть менее эффективным хозяйственником, чем частный бизнес.

Во-вторых, потому, что совмещение корпорацией функций государственного органа и бизнес-структуры, очевидно, является источником конфликта интересов, из которого торчат уши коррупции.

В-третьих, потому, что контроль над деятельностью госкорпорации при размытости ее функций, критериев проектной экспертизы и регламентов распределения ресурсов довольно быстро может стать декорацией, за которой и происходит тот самый «распил».

Эти и некоторые другие, как говорили сами парламентарии – скользкие, моменты депутаты Государственной думы собирались обсудить во время второго чтения законопроекта «О российской корпорации нанотехнологий». Вот что из этого получилось.

В пятницу 29 июня Госдума приняла законопроект о Российской корпорации нанотехнологий во втором чтении, уточнив ряд технических моментов деятельности Роснанотеха. В частности, теперь основными функциями корпорации, в соответствии с проектом закона, являются:

= участие в выработке госполитики в научно-технической и инновационной деятельности в области нанотехнологий;

= осуществление организационной и финансовой поддержки программ, в том числе по специальным поручениям Правительства;

= отбор и финансирование проектов в области нанотехнологий.

Депутаты поддержали поправку Комитета по Госдумы по экономической политике, в соответствии с которой количество членов Наблюдательного совета РНК сокращается с 14 до 8 человек, все члены наблюдательного совета назначаются органами исполнительной и законодательной власти (три – по представлению Президента, по одному – по представлению палат парламента и три – по представлению Правительства). То есть примерно так, как это было написано в так называемом Модельном уставе для государственных академий.

Срок представительства в Наблюдательном совете РНК – не менее четырех лет.

Для исполнения своих функций РНК получит из бюджета в 2007 году 130 млрд. рублей, и еще 70 млрд. – до 2015 года. При этом Госкорпорация напрямую подчинена Президенту и Правительству и достаточно свободна в порядке освоения этих денег – не будут ее беспокоить ни налоговые, ни правоохранительные органы, ни органы финансового контроля. Более того, ее нельзя обанкротить по формальным основаниям, потому что РНК (как, кстати, и Российская академия наук) не подпадает под общие критерии государственного управления экономикой.

Корпорация обязана ежегодно просто сдавать в Правительство доклад о проделанной работе. Вероятно, форма этого отчета будет достаточно свободной и носить аналитический характер, что дает корпорации небывалую свободу действий и фактически финансовую неприкосновенность.

Легкие деньги – тяжелый урок

По итогам первого чтения закона наиболее интересной мне показалась мысль, высказанная Медведевым о том, что по структуре законопроект о РНК во многом схож с недавно принятым федеральным законом «О банке развития». Из этой мысли следует, что государство стремительно вооружается новыми механизмами управления экономикой, которыми устанавливается широкая компетенция Правительства, с одной стороны, и определяется форма взаимодействия капитала общественного, то есть, – федерального бюджета, и капитала частного, с другой стороны.

Организационная суть госкорпорации, как базового элемента управления смешанной экономикой, полностью соответствует тем так называемым институтам развития, которые успешно апробировали страны не только с высоким уровнем концентрации государственного капитала, но и вполне либеральные.

Однако перенос без каких-либо корректировок в российскую государственность либерального американского опыта, на мой взгляд, чреват серьезными осложнениями на которые депутатский корпус не обратил внимания вовсе.

Мало кто заметил, но буквально на днях Президент страны прекратил действие закона 1995 года «О финансово-промышленных группах», во многом определявшем характер отношений между государством и так называемыми ФПГ, которые в свое время претендовали на роль российских чеболей, стремительно вертикально и горизонтально интегрируясь, поглощая все, что могло принести прибыль и даже то, что никакой прибыли принести не могло.

Понятно, что Путин отменил ФПГ по формальным основаниям, но мне этот шаг в свете происходящих событий в области госуправления экономикой кажется достаточно симптоматичным.

Эти группы выросли на самых дешевых (если не сказать – бросовых) ресурсах: кусках советской промышленности, приобретаемых на «левых» по своей сути государственных приватизационных аукционах, на деньгах государственного бюджета, поступавших на счета банков ФПГ, и беззастенчиво ими прокучивающимися на денежных рынках, государственных контрактах без конкурсов и т.д.

Деятельность ФПГ регулировалась государством специальным образом и специальными же органами: инспекцией по делам крупнейших налогоплательщиков, специальным управлением Банка России по крупнейшим банкам, всяческими комиссиями при Правительстве. Это были государства в государстве, создающие рыночные эффекты, но отчетливо паразитирующие на общественных ресурсах. Дальше был кризис, резкое удорожание ресурсов внутри страны, развал ФПГ на отдельные рыночные компании, импортозамещение и период жесткой конкуренции. В принципе, это оздоровило ситуацию.

Сейчас государство активно строит институты развития, и РНК в этом сюжете, безусловно, можно считать украшением (или ключевым звеном) нового российского госкапитализма. По крайней мере, она нацелена на создание новой инновационной инфраструктуры, основанной на новых знаниях.

Все это прекрасно за одним лишь исключением: создавая мощные распределительные корпорации, государство вновь дает сигнал частному бизнесу, что самым дешевым ресурсом для его роста являются деньги государства, то есть, деньги, которые собираются со всех. Не кредиты под новые технологии, не инновационная конкуренция, а просто «хороший» госконтракт – easy money.

Наверное, у государства в дальнейшем хватит сил следить за тем, чтобы деньги налогоплательщиков не разворовывались буквально на корню. Но вот надеяться, что на easy money в течение пяти лет вырастет конкурентная отрасль промышленности, я бы не советовал.

Константин Киселев, директор группы «СтратЭГ», специально для Национального информационного центра по науке и инновациям STRF.Ru

http://www.strf.ru/…nt/news.aspx?…

Не знаю, как вам, а мне очень понравилась эта статья. И богатая фактура, и глубокий анализ, и сделанные на его основе обобщения… Всё-таки нужны, НУЖНЫ в этой области не только пышные славословия, но и конструктивная критика. Да чтоб её тоже учитывали разработчики всякого рода таких грандиозных «прожектов»…